ANNABELLE MORTICIA GOYLE, PB
АННАБЕЛЬ МОРТИША ГОЙЛ
12 марта 1959, Рейвенкло, светская леди и художница
ЛОЯЛЬНОСТЬ
Поддерживает Министерство магии и его реформы, в тайне недолюбливает магглорожденных, с удовольствием прибегает к модификации памяти и зельям трасреальности.
ИНФОРМАЦИЯ О ПЕРСОНАЖЕ
мне так понравилось как ты пытался изгонять меня.
В школе Аннабель не интересует ничего. На некоторых уроках неплохо, но большинство - скукота. Друзей у нее много, но все они поверхностные, будто не искренние, ни с кем не устанавливается связи. Анна делает скетчи их поз на уроках, пьет огневиски на тусовках, иногда даже целуется с кем-то за гобеленами, но все это проходит быстро, яркими вспышками, от которых спустя недели не остается даже отпечатка в памяти.
Она выпускается с посредственными оценками и планами на будущее, родители настаивают на стажировке в Министерстве, но Аннабель отрицает все предложенные варианты, полностью уверенная, что сможет зарабатывать на жизнь написанием картин. Покупатели не становятся к ней в очередь, но ей и не нужны большие деньги - чета Селвин уже активно подыскивает ей супруга, который возьмет на себя большую часть расходов их дочери.
Оливера Гойла ей представляют ближе к двадцати годам. К этому времени Аннабель успевает пожить во Франции "для себя", поисследовать мир искусства и разврата и полностью перейти в ту часть богемы, где сливочное пиво соседствует с абсентом, а изменяющие сознания зелья с химическими препаратами. На ее картинах все чаще обнаженные субтильные юноши и девушки, морщинистые старики с пергаментной кожей и румяные младенцы. Никого, кто хотя бы отдаленно напоминал бы Гойла - высокого, широкоплечего, с невероятно неэстетичным сломанным носом-картошкой. Он плохо шутит - в основном про квиддич, сортир и сиськи, громко смеется, и его ручищи размером с лопаты. Аннабель смотрит на него отрешенно-шокированно, щипая себя за плечи и будто спрашивая "Это - теперь мое? Что мне с этим делать?". Ее раболепная покорность не дает ей отказаться от этого брака, но с момента их первой встречи она каждый день будет задавать себе все те же вопросы. Они разные - настолько, насколько это вообще может быть возможно. Хорошо воспитанная, утонченная и возвышенная Аннабель рядом с богатым, но совершенно не искушенным Оливером смотрится как золотая статуэтка в руках у спортсмена - трофей и не более. Им не о чем говорить (в основном ей, потому что Гойл свято уверен в том, что любой, кто находится с ним в комнате - уже его собеседник), у них нет совместных увлечений и даже их совместные ночи больше напоминают пытку для той, кто еще недавно распробовала для себя преимущества сексуального опыта.
После первого же раза, когда огромная туша Оливера Гойла наваливается на нее, по-собачьи облизывает ухо и сминает грудь точно тесто, Аннабель твердо решает, что подобный опыт она решится повторить очень малое количество раз в жизни. Она сразу узнает у супруга, сколько детей он хочет, ужасается довольному "пять-шесть было бы неплохо" и сочиняет легенду о том, что в семье Сэлвин женщины непременно умирают на родах третьего ребенка. Гойл пугается, Аннабель ждет, когда он вспомнит о том, что у нее есть брат и сестра, и нарекает себя фригидной. К счастью, когда она узнает о первой беременности, их попытки зачать его можно сосчитать по пальцам одной руки.
Беременность идет Аннабель на пользу - она становится неприкосновенна, вдохновлена и счастлива. До нее доходят слухи, что оставшийся без женской ласки муж заводит любовницу, и она радуется этим слухам сильнее, чем первому гонорару за ее живопись. В ее доме все чаще возникают представители именитых чистокровных семей, супруг и отец периодически пропадают на первой магической войне, а сама Аннабель с упоением ждет, когда кто-нибудь из них не вернется с поля боя, рисуя все более жизнерадостные картины. Своего первенца она называет Грегори, обожает каждую его складочку на пухлом тельце херувима и каждую попытку срыгнуть на ее дорогие платья. Грегори растет молчаливым и спокойным - Анну это не напрягает, а только радует - она уделяет больше времени искусству, праздному образу жизни и себе. Оливер чудом избегает Азкабана, когда его любимого Темного Лорда убивают, и Аннабель расстроенно закатывает глаза, давая понять мужу, что если жизнь дала ему второй шанс, он может воспользоваться им вдали от нее. Она готова даже к разводу и потери большей части имущества, но Оливер не готов, и напоминает Анне о том, что они договаривались на двоих детей.
Юноши с нежными телами Адониса и прекрасные женщины с красивейшими изгибами покидают места ее натурщиков, ее дом, ее постель. Аннабель вновь ложится под грузную тушу своего супруга, чтобы через год произвести на свет очаровательную Элизабет. Она уже не такая спокойная и совсем не похожа на пухлого херувимчика - черты свой Анны прослеживаются в ней так явно, что семья Грегори подумывает о том, точно ли она рождена от их сына.
Наличие Элизабет увлекает ее еще и потому, что среди жен бывших Пожирателей смерти (ах, да, бывших Пожирателей не бывает) создается небольшой клуб, в котором они могут обсуждать светские сплетни, пить дорогие вина и давать советы по воспитанию детей. У Аннабель их двое и с малой разницей в возрасте, а значит она автоматически становится авторитетнее и опытнее. Ей нравится примерять на себя эту новую роль, когда она закатывает глаза, томно вздыхает и говорит "вы все делаете неправильно". Она пишет все реже и выпивает с подругами все чаще, раздает советы, но совершенно забывает о своих детях. Грегори растет даже слишком молчаливым, и когда он пойдет в Хогвартс, а Анна с негодованием посмотрит его оценки за первый год, люди вокруг пожмут плечами - а чего ты хотела, милая? Аннабель ответит сухо и по привычке закатив глаза - чтобы он не был похож на своего папашу.
Годы летят со скоростью самых новейших метел, и Аннабель становится темной тенью самой себя. Ее картины пылятся на чердаке, в ее крови вино, а в ее постели знатные и не очень мужчины. Они ей даже почти не нравится - в ее душе зияет черная дыра размером с ту личность, которую она утратила в браке. Ее тело после рождения двоих детей больше не вызывает восторга, у нее почти не остается никаких эмоций, кроме гнева и молчаливой обиды за потраченные годы. Ей все равно на то, что происходит вокруг - что ее муж в очередной раз уходит на войну, что ее сын едва ли не погибает, что большая часть ее семьи отправляется в Азкабан. Она слышит о программе модификации памяти и воспринимает ее как спасение - тщательно готовится и подтирает все воспоминания, которые сломали ее.
И тогда она наконец открывает глаза, вновь берется за кисть и находит свою новую музу. На предложение Министерства вернуть ей Оливера с обновленной личностью, Аннабель отвечает решительным отказом.
ДОПОЛНИТЕЛЬНО
Волшебная палочка из клена и волоса из хвоста единорога.
Умеет писать зачарованные портреты, которые "оживают".
Фейт хмыкает и изгибает бровь, не удерживаясь от аккуратного, почти аристократичного смешка. Взгляд ее словно говорит, что коллекционирует она ни что иное, как славных прелестных мальчишек, угодивших в ее паучью сеть, словно жирные аппетитные мухи. Она выглядит взрослее Эмиля, но недостаточно взросло для того, чтобы сойти за утомленную жизнью богачку, которая находит особое удовольствие в соблазнении юных и нищих парнишек. Опытный физиогномист, безусловно, определит, что Вера Вульф, должно быть, пользуется услугами хорошего косметолога или продала душу Дьяволу, потому что во взгляде ее, несмотря на это, читается опыт более чем вековой жизни, и все же... Позволив эмоции на секунду промелькнуть на своем лице, бывшая российская аристократка весело смеется, обнадеживающе похлопывая плечо собеседника.
- Картин, милый Эмиль. Картин, скульптур, и прочих предметов искусства. Я бы вряд ли заинтересовалась художником, если бы коллекционировала бабочек. Хотя они, признаться, удивительно красивы. Но знал ли ты, что для того, чтобы засушить бабочку, приколоть к подушке ее надо еще живой? Ужасное варварство, не правда ли?
Вера качает головй и притворно улыбается, то ли нарочно, то ли случайно обнажая вампирские клыки. Если быть предельно откровенной, в убийствах ради пропитания она тоже видела великолепный перфоманс, завораживающий даже опытного ценителя искусства. Кровь - источник жизни, ветхий древний символ - багряными фонтанами брыжжущая из вены, предсмертные судороги еще теплого тела, опустошенный взгляд, в котором еще секунду назад читалась смесь слепого наслаждения и вопроса "что я сделал тебе, что ты отняла мою жизнь?". Прекрасная картина, которую не удалось передать ни в кинематографе, ни на страницах книг. Почему никто не пишет о том, какой чудный запах железа стоит в комнате, где поужинал вампир? Никто не говорит о перепачканной одежде, от которой опытные кровопийцы избавляются прямо перед трапезой, чтобы не отдавать очередной Диор в химчистку. Никто не описывает эту эстетику так прекрасно, какой она является на самом деле.
Вера отвлекается на телефон, когда Эмиль предлагает ей написать ее по памяти. Сэнди обеспокоен - а точнее, завистлив - спрашивает о том, нужна ли ей помощь на баре. Она набирает ему сообщения, противно цокая по экрану длинными ногтями: "Я ухожу. Найди себе новое развлечение на сегодня."
- Но если я не увижу твои работы, ты можешь потратить время впустую, - все еще глядя в телефон отвечает Вульф, и лишь закончив смс поднимает голову, - Я плачу только тем, кто действительно цепляет меня. Понимаешь?
Женщина смотрит на Эмиля мягко, словно просит его не беспокоиться заранее. Он отвечает ей не менее приязненным взглядом и уверяет, что они могут осуществить ее задумку, по крайней мере, пока ночь еще царит в своих владениях. Вера его понимает - став вампиром, невольно становишься ночным жителем. Лишь получив древний вирус в своей крови, она осознала эстетику этого великолепного времени суток. Вера Яковлевна Болховская двадцать семь лет ложилась до полуночи, чтобы сохранить свежий цвет лица и юношескую красоту как можно дольше. Радовалась свежему утру, возможности прогуляться по красивому саду рядом с родовым имением, почитать в полдень в гостиной комнате. Лишь на балах и званых вечерах она успевала застать привлекательность ночи, но никогда не поддавалась ее дурману. Встретив Виктора и отдав ему свою прошлую жизнь, она словно открыла глаза на то, что так долго игнорировала. Темный небосвод и контрастные яркие огни, особый запах ночных растений, шатающиеся по улицам пьяницы и проститутки (есть в этом мире что-то вечное, в каком бы веке ты ни жила).
Эмиль приводит к ней парня, как хороший кот приносит к кровати мышь, которую только что поймал - чрезвычайно довольный своим уловом. Вульф одобрительно улыбается красоте и молодости парня, который ничуть не расстроен тем, что только что очаровавший его юноша готов разделить их рандеву на троих. Таких отчаянных невозможно не любить - их даже не нужно гипнотизировать, а это всегда довольно скучно.
- Зачем мне охрана, когда у меня есть два таких прекрасных кавалера? - Вера хмыкает, беря Алекса под ручку и рассматривает его пристально, едва не облизнувшись при виде его бледной жилистой шеи. В чем-чем, а во вкусе к прекрасному Эмилю не откажешь. Она останавливается рядом с ним, позволяя ушам отдохнуть от шума, а глазам от ярких вспышек, и втягивает носом сладковатый воздух ночного Ла Сангре.
- Показывай дорогу.
