Если бы Андомеда Тонкс когда-нибудь читала библию, то всемирный потоп выглядел бы именно так.
    С низкого неба, цвета облезлой свалявшейся шерсти, сплошь покрытого густыми кучевыми облаками, ледяными потоками лилась мерзкая влага, безо всякой передышки и намека на просвет.
    Удивительно, как в мае может быть так - серо. Цвет выскребли, словно краску со стен, нанесенную туда лет пятьдесят назад. До неровного кирпича, неоднозначно подмигивающего оттенком свернувшейся крови. Или это свежие зеленые маячки распустившихся листьев слишком далеко?
    Хотя, нет.
    Вот же цветок! Прямо перед носом, необходимо только чуть опустить взгляд.
    На неё смотрела темно-красная хризантема. И ещё одна и ещё. Рядом, ближе к центру композиции, расположились розы.
    Лента была не черная - темно-фиолетовая.

    Ремусу и Доре Люпин(Тонкс) - с вечной любовью и памятью.

    Ни на надгробиях, ни на траурных лентах; нигде не было озвучено полного имени дочери.

    Не называй меня Нимфадорой!

    Хорошо. Обещаю. Больше никогда.
    Клянусь. Можешь быть спокойна.
    Можешь быть...

    Кто-то, не произнося ни слова и даже не дыша, казалось, верно держал над головой огромный темный куполообразный зонт. Наверное, это был Гарри. Или Рональд. Нет, всё-таки Гарри, справа не наблюдается всполохов рыжей шевелюры. Или веснушек. Долговязости, чего там ещё есть у Уизли?

    Смотри, какие конопушки я могу. А какой нос! Брови погуще, пореже, вообще без бровей. Рыжие волосы, длинней, короче, кудряшки?. Глазищи, ууууу.
    В горошек, в полосочку, в линеечку.

    Да, дорогая. Я знаю.

    - Пора, - она не сразу услышала это чье-то обращение, бросая взгляд на тире между дат, выгравированных на камне: - Мы уже с самого утра здесь.
    - Мне нужно ещё...время. Побудьте с Тедом, пожалуйста.
    Речевой аппарат категорически отказывался произносить имя внука и мужа уменьшительно-ласкательно.
    Это тут же вызывало ощутимое блуждание осколочных слез под веками.
    Для жены, потерявшей мужа придумали название - вдова.
    Для ребенка, потерявшего родителей, придумали название - сирота.
    Никакого названия не придумали для матери, потерявшей ребенка. Наверное, потому что это слишком жестоко.
    Наверное, потому что даже в самом несправедливом мире, мире погасшего солнца, победившего Абсолютного Зла, мире Ада на Земле, где все спасители развешаны на позорных столбах, феи нанизаны на булавки, а единороги запечены на гриле, дети не должны погибать прежде родителей, вынуждая их стоять у гроба.
    Андромеда знала, что нужно сдвинуться с места.
    И не могла обернуться вслед уходящей процессии. Не дай Мерлин, выглянет из чьи-то рук чуб ярко-розовых волос.
    Она что, никогда не сможет глядеть на него без дрожи, без рубленого сердца в соку кровотока, проходящего через крупную мясорубку?.
    Позади ждал пустой стылый дом.
    Где-то там сейчас будут вести беседы о падении Темного Лорда, о Хогвартсе, о министре и Министерстве, о...
    Любой разговор означает продолжение.
    Тонкс стояла в тупике.
    Фамилия в скобочках, окрыленно сопровождавшая её всю жизнь, превратилась в раскаленный нож, проворачиваемый где-то в самом центре солнечного сплетения. В гремящие оковы, оплетшие щиколотки.
    И если на планете есть способ, как избавить себя от этой муки, то лишь причинив себе муку куда более сильную.
    Для этого нужно отправиться на кардинально другую сторону кладбища.
    Там ровные аллеи, там кусты пострижены идеально, а газоны ярки, клумбы усыпаны цветами.
    Там больше света.
    Ложь - света теперь нет нигде.
    Библейский ковчег уплывает вдоль по Стиксу, а Андромеда прикована к прометеевой скале, вот только подлый орёл всё не прилетает. Вероятно, потому что у неё больше нечего выклевать, а рифы ребер малопривлекательны.
    Черты лица заострились от горя и бессонницы, побледнели от боли и под глазами залегли синие круги. Темно-каштановые волосы почернели от воды, заволнились круче, кое-где свиваясь в кольца; когда как не сейчас отправляться к захоронениям Блэков.
    В этом черном платье в пол.
    Цвет скорби. Цвет ночи. Цвет засохшей крови.
    Цвет фамилии.
    Все Тонксы мертвы.
    Сегодня - я тоже.